Научно-исследовательская лаборатория психологии совладающего поведения

English version  

РЕСУРСЫ ЛИЧНОСТИ В ПЕРИОД ВЗРОСЛОСТИ

С.А. ХАЗОВА

Статья посвящена проблеме мобилизации и истощения ресурсов личности. На основании двух серий эмпирических исследований (n = 63 и n = 38) делается вывод о роли ситуационного контекста в мобилизации ментальных ресурсов человека. Показаны возможности их накопления с приобретением опыта. Описаны проявления истощения на соматическом и психическом уровне.

Исследование выполнено финансовой поддержке Российского научного фонда, проект № 14-28-00087.

Ключевые слова: ментальные ресурсы субъекта, мобилизация, истощение, ситуационный контекст.

Изучение человеческих ресурсов в последнее время привлекает все большее внимание исследователей в различных областях как в зарубежной, так и отечественной психологии. Одним из первых на актуальность этой проблемы обратил внимание Б.Г. Ананьев, выразив надежду на то, что в будущем можно будет  построить «общую модель резервов и ресурсов личности, которые проявляют себя в самых различных направлениях в зависимости от реального процесса взаимодействия человека с жизненными условиями внешнего мира и от структуры личности самого человека» (Ананьев, 1968, с. 325).

В современной психологии трудно найти направление, в котором в той или иной мере не уделялось бы внимание исследованию  ресурсов   человека.   Так,   в психологии развития, прежде всего зарубежной, ресурсы интенсивнее всего изучаются в контексте традиций интеракционизма как результат взаимодействия ребенка с окружающим миром, как факторы защиты, противостоящий фактору риска (M. Holtmann, М. Laucht, A.S. Masten,  K. Niebank,  M.G. Reed,  M.H. Schmidt, H. Scheithauer,  F. Petermann,   E.E. Werner). В позитивной психологии и психологии здо- ровья сильные стороны личности (ресурсы) способствуют  успешному  практическому овладению миром и снижают риск возникновения заболеваний  и  дезадаптации, позволяют субъекту функционировать во всех отношениях более успешно, чем  при  их  отсутствии  (M.E.P. Seligman, M. Csikszentmihalyi, C. Peterson, Д.А. Леонтьев). В психологии спорта и психологии труда ресурсы рассматриваются как фактор саморегуляции профессиональной деятельности, условие предотвращения/ купирования утомления и эмоционального выгорания (В.А. Бодров, Н.Е. Водопьянова, В.И. Моросанова, В.Е. Орел, В.А. Толочек). В психологии стресса ресурсы выступают важнейшим условием повышения эффективности совладающего поведения (S. Folkman, R. Lasarus, K.B. Matheny, Т.Л. Крюкова, Е.А. Петрова). В когнитивной психологии и психологии интеллекта доказано, что интеллектуальные ресурсы не только обеспечивают решение интеллектуальных задач, но и участвуют в регуляции жизнедеятельности вообще, в ситуациях социальных взаимодействий, при решении  жизненных  трудностей  (C.S.  Carver, H. Gardner, M.F. Scheier, В.Н. Дружинин, Т.В. Корнилова, М.А. Холодная).

Однако, несмотря на значительное количество исследований, за рамками научных интересов фактически остается наиболее эвристическое направление в изучении ресурсов вообще и ментальных ресурсов, в частности, – анализ их динамики. Можно  назвать  незначительное количество зарубежных работ в этом направлении, в которых отмечается, что ресурсы могут вкладываться, расходоваться, истощаться, сохраняться, накапливаться, экономиться и восстанавливаться, развиваться на протяжении жизни (C.M. Aldwin, S.E. Hobfoll, C.J. Holahan, R.H. Мoos, P.T. Wong), а также единичные отечественные исследования актуализации ресурсов и их развития (А.С. Кузнецова, А.Б. Леонова, А.В. Либина, В.А. Толочек).

Широкое использование понятия «ресурс» и интенсивность исследований в данной проблемной  области не привели к единству понимания, и даже наоборот, послужили причиной чрезмерно широкой его трактовки как всего того (черт, диспозиций, способностей, факторов, условий), что позволяет решать жизненные задачи легче и эффективнее (Маралов, 2002). Отсутствие четкого определения, в свою очередь, позволяло исследователям отнести к классу ресурсов фактически неограниченное множество как внешних, так и внутренних переменных, выделенных по разным основаниям. Еще менее определенным является понятие «ментальный ресурс».

Поэтому, прежде всего, необходимо рассмотреть наше понимание ментального ресурса, формулируя которое, мы можем акцентировать его представленность в индивидуальном ментальном опыте. Основой для нас является позиция М.А. Холодной, которая определяет ментальный опыт как систему «индивидуальных интеллектуальных ресурсов, обусловливающих особенности познавательного отношения субъекта к миру и характер воспроизведения действительности в индивидуальном сознании» (Холодная, 2002, с. 245). Именно ментальный опыт, как особая психическая реальность,  детерминирует не только свойства интеллектуальной деятельности, но и особенности социальных взаимодействий и личностные качества, участвует в формировании и поддержании целостного образа Я (Ментальная репрезентация…, 1998; Холодная, 2002). Таким образом, в ментальном опыте субъекта конкретное психическое свойство (либо определенным образом  воспринимаемые  и интерпретируемые элементы объектной, социальной или природной среды) устойчиво связываются с полезностью (пригодностью, выгодой, положительными эффектами) от их мобилизации. Эта позиция соотносится с позицией С.Е. Хобфолла, предлагающего понятие «оцениваемый ресурс» – исходный ресурс плюс его добавленная «ценность» для человека (Hobfoll, 1993), а также идеями В.В. Знакова, Дж. Капрара и Д. Сервона, утверждающими, что у человека есть представление не только о собственных свойствах, но и об их относительной ценности (Знаков, 2005; Капрара, Сервон, 2003). Это позволяет предположить, что все ресурсы субъекта имеют ментальное происхождение, а их возникновение, развитие, управление ими опирается на процессы анализа, установления причинно-следственных связей, интерпретации, прогнозирования и т.д., т.е.  на  процессы  концептуализации,  в ходе которой субъект наделяет объекты внешней (физической и социальной) и внутренней (интрапсихологической) среды ресурсным значением, приписывая им смысл (личностную значимость) и ценность (полезность) для достижения позитивных результатов (Хазова, 2013).

Итак, ментальный ресурс – это механизм, позволяющий субъекту за счет концептуализации событий и своих собственных психических возможностей поддерживать и развивать собственную активность. В ментальном опыте субъекта ментальные ресурсы представлены как воспринимаемые, категоризируемые, интерпретируемые и оцениваемые аспекты внешней и внутренней среды, имеющие личностную значимость и ценность в определенных условиях. Роль ментальных ресурсов  наиболее  ощутимо  проявляется в неблагоприятных для развития личности условиях, в ситуациях вызовов, поскольку именно эти ситуации требуют от субъекта вложения дополнительных сил, их мобилизации. Так, Е.А. Петрова доказала, что опора на межпоколенные отношения как ресурс чаще происходит в ситуациях тяжелых эмоциональных переживаний, экзистенционального личностного кризиса и ситуации жизненного выбора (Петрова, 2008).

Каким же образом происходит мобилизация ментальных ресурсов? Для нас принципиально важным является положение о том, что влияние любой ситуации опосредствовано ее активной интеллектуальной переработкой. В связи с этим можно выделить по крайней мере две модели объяснения того, как субъект привлекает, активирует собственные ментальные ресурсы. И в той, и в другой мобилизация ресурсов в значительной степени детерминирована субъективным восприятием ситуации.

Первая модель объясняет мобилизацию ресурсов, в том числе ментальных, через механизм когнитивного оценивания трудной жизненной ситуации, определение ее смысла для субъекта, оценку своих возможностей – «Я в ситуации» (R.S. Lasarus, S. Folkman, Е.В. Битюцкая, Н.В. Гришина, С.А. Хазова). Так, в классической когнитивной модели стресса Р. Лазаруса и С. Фолкман в процессе когнитивной оценки ситуации происходит соотнесение собственных ресурсов и требований, предъявляемых человеку (Lasarus, Folkman, 1984). Е.В. Битюцкая (2007) делает вывод о том, что когнитивное оценивание предполагает также соизмерение затрат собственных ресурсов и их достаточности/недостаточности для совладания с ситуацией.

Вторая модель связывает управление ресурсами с метакогнитивными структурами, обеспечивающими регуляцию интеллектуальной активности, в частности, с непроизвольным и произвольным видами интеллектуального контроля (Л.А. Виноградова, М.А. Холодная). Современные исследования свидетельствуют, что интеллектуальный контроль имеет отношение к самоконтролю (Я как «мишень» контроля), воспринимаемой самоэффективности / беспомощности, а также совладанию со стрессовым событием. Л.А. Виноградова (2004) указывает, что роль интеллектуального контроля в преодолении эмоционально-трудных ситуаций определяется взаимосвязанностью и одновременно дифференцированностью понимания ситуации, соотнесенностью различных форм опыта (прошлого, актуального и рефлексивного), субъективным чувством уверенности в контролируемости ситуации и уверенности в ее преодолении (2004).  Таким  образом,  непроизвольный  и произвольный виды интеллектуального контроля как компоненты метакогнитивного опыта обеспечивают оценку ситуации и определяют вложение индивидуальных ментальных ресурсов.

Для функционирования системы ментальных ресурсов очень важным оказывается ограниченность ресурсов,  угроза  их истощения. В словарях «истощение» сравнивается с бессилием, утомлением, изнурением, сокращением, исчерпыванием или потерей. Теоретические и экспериментальные данные об истощении ментальных ресурсов крайне малочисленны, отсутствует ясное определение того, что' принято понимать под «истощением» ресурсов субъекта, хотя в психологии труда описано состояние психоэмоционального истощения, развивающегося в результате выгорания (В.А. Бодров, Н.Е. Водопьянова, В.Е. Орел, Е.С. Старченкова).

Наиболее подробно в литературе описаны причины истощения ресурсов. Первой причиной является действие экстремального, хронического или пролонгированного стресса, который вызывает депрессию, раздражительность, эмоциональную напряженность, в результате чего, несмотря на мобилизацию защитных сил организма, запасы ресурсов постепенно истощаются (S.E. Hobfoll, M.D.   Myers, Z.  Wolf, Г. Селье).

Вторая причина – неоптимальное эмоциональное состояние или проблемы со здоровьем (C.J. Holohan,  R.H. Moos, Sh. Taylor, P.T. Wong). Например, Н. Карлсон обращает внимание на тот факт, что стресс, волнения, переживания в первую очередь вызывают расход именно психофизических ресурсов (резервов), которые растрачиваются быстро, а восстанавливаются медленно (Carlson, 2004).

Третья причина – недостаточность ресурсов. По мнению некоторых авторов (Л.В. Куликов, С.С. Кургинян, Е.А. Петрова, С.А. Хазова), недостаточность развития ресурсов повышает риск нарушения адаптации и тем самым ведет к последующему истощению сил организма. С.Е. Хобфолл описывал в связи с этим так называемую спираль утраты: люди, пережившие существенную потерю ресурсов, не могут делать «инвестиции в ресурсы», накапливать их, вследствие чего им приходится использовать обреченные на провал стратегии минимизации потерь, которые часто приводят к дальнейшему расходу бо'льшего количества ресурсов, нежели требуется; это и далее истощает ресурсы субъекта, делает его более уязвимым перед лицом стресса (Hobfoll et al., 1993, 2003).

Четвертая причина – невозможность / ограниченная возможность восстановления ментальных ресурсов. Таким образом, жизненные обстоятельства могут предъявлять чрезмерные требования к системе ментальных ресурсов, тем самым истощая ее.

Все вышесказанное обусловило зада- чи эмпирического исследования: изучить мобилизацию, а также причины и феноменологию истощения ментальных ресурсов в период взрослости, поскольку именно взрослый человек способен решать жизненные задачи, опираясь на собственные возможности и опыт, в котором отражены результаты  проживания  жизни  и концептуализации событий жизненного пути и своей роли в них.
 

ОРГАНИЗАЦИЯ ЭМПИРИЧЕСКОГО ИССЛЕДОВАНИЯ

Эмпирическое исследование включало две серии. Первая серия предполагала изучение мобилизации ментальных ресурсов субъекта и ее ситуационного контекста. Респондентами выступали слушатели факультета по переподготовке специалистов с высшим образованием (n = 63; 14 мужчин, 49 женщин) в возрасте от 23 до 61  лет (М = 36,8). Вторая серия была посвящена изучению истощения ментальных ресурсов (причин и феноменологии) у родителей, воспитывающих ребенка с ограниченными возможностями здоровья (детским церебральным параличом) не менее четырех лет (n = 38; 30 матерей, возраст от 26 до 38 лет, М = 31,4; и восьми отцов, возраст от 34 до 45 лет, М = 42). Возраст детей с ограниченными возможностями здоровья на момент исследования составил от 4 до 8 лет. Исследование проводилось в Костроме и Костромской области. Общая выборка в двух сериях 101 человек. В обеих сериях эмпирическим референтом выступали представления субъекта о собственных ресурсах. Основными методами исследования являлись полуструктурированное феноменологическое интервью на основе методики «Life Line» и контентанализ нарративов, свободных высказываний, ответов на вопросы.

 

РЕЗУЛЬТАТЫ ИССЛЕДОВАНИЯ И ИХ ОБСУЖДЕНИЕ

Первая серия исследования предполагала анализ ответов на вопрос о том, каковы ментальные ресурсы в период взрослости и каков контекст их мобилизации (субъективное значение событий жизненного пути, ресурсы, на которые опирается человек, чтобы с ними совладать).

Прежде всего необходимо отметить, что определяя понятие «ресурс», все респонденты рассматривают его как источник, запас сил, запас энергии, «силы, дар, способности» человека, т.е. как некие внутренние качества, возможности, способности, позволяющие «жить успешно».

Анализ интервью позволил выделить пять основных групп ментальных ресурсов в период взрослости (процентная доля указана по отношению к общему количеству названных ресурсов во всех группах):

1)  эмоционально-волевые (44,3%): уверенность, независимость, доброта, преданность и любовь к родителям, детям, жизнелюбие, сдержанность, вера в Бога, целеустремленность, настойчивость, решительность, трудолюбие, терпение, ответственность, собранность, сила воли, упорство, жизнестойкость, пунктуальность, хладнокровие, мужество, твердость характера, умение концентрироваться на задаче, эмоциональная устойчивость;

2)  интеллектуальные (20,9%): интеллект, ум, рациональное мышление, чувство юмора, способность к самоанализу (рефлексия), умение думать, мудрость, креативность, любознательность, интерес к новому, гибкость, оптимизм (сознание того, что жизнь продолжается), позитивное мышление, умение извлекать новый опыт;

3)  коммуникативные (18,6%): коммуникабельность, общительность, эмпатия, открытость, отзывчивость, толерантность  к другим людям, умение слушать людей, умение находить общий язык;

4)  мотивационные (11,6%): стремление добиться успеха в жизни, быть успешным, вера в лучшее, желание, чтобы тобою гордились, цель в жизни, стремление к росту, желание развиваться, желание учиться, стремление к самовыражению и самореализации;

5)  телесные (4,6%): сила, выносливость, привлекательность (красота).

Кроме того, 30% респондентов как особый ресурс выделяют воспринимаемое состояние здоровья (мы объясняем это  тем, что возраст большинства респондентов превышает 35 лет, а это возраст, в котором несколько ухудшаются функциональные возможности организма и берут старт многие заболевания).

Необходимо отметить различия в ментальных ресурсах между мужчинами и женщинами: мужчины чаще считают ресурсами уверенность (φ* = 3,25, р £ 0,000), эмоциональную устойчивость (φ* = 1,82,   р £ 0,034) и физические качества (φ* = 1,91, р £ 0,028). Женщины чаще, чем мужчины, называют ответственность (φ* = 1,68,  р £ 0,046), терпение (φ* = 2,40, р £ 0,008), любовь к детям (φ* = 2,84, р £ 0,000).

Приведем  фрагменты интервью:

«Моим ресурсом физическая сила является тоже, если надо, я могу руками работать. Могу себя защитить и свою семью» (муж., 52 года). «В стрессовых ситуациях мне помогают выдержка, терпение, умение не конфликтовать, быстрая реакция, умение концентрироваться. С возрастом появились объективность, уравновешенность, женская мудрость, – это главные мои ресурсы» (жен.,  37 лет).

Обращает на себя внимание тот факт, что взрослые люди отмечают ресурсную роль социальных отношений, институтов  и групп: семья (дети, внуки), друзья, культура и искусство: «мой ресурс это прежде всего моя семья: она дают мне силу, поддерживает меня» (жен., 46 лет).

В качестве ситуаций вызовов, которые потребовали мобилизации значительных ментальных ресурсов, взрослые люди чаще всего называют экстремальные и напряженные ситуации, в то время как повседневные трудности фактически не требуют мобилизации; вероятно, это связано с накоплением жизненного опыта (табл. 1).

Как видно из табл., наиболее значимым событием для 47,6% респондентов является рождение ребенка: как субъективно трудное, вызвавшее чрезмерное напряжение  сил, потребовавшее вложения дополнительных ресурсов его называют 62,5% женщин и 33,3% мужчин (φ* = 1,90, р £ 0,028): «Сын родился, мне всего 21 год был. Муж тогда в другом городе учился. Я ночами вставала, проверяла, дышит ли, боялась за сына очень, почти ночей не спала. Пока в больницу не попала…» (жен., 52 года).

Ситуации мобилизации ментальных ресурсов

Таблица

События

Количество упоминаний

%

Экстремальные ситуации

Смерть родного человека

20

31,7

Тяжелая болезнь, собственная или близкого человека

6

9,5

Напряженные ситуации, связанные с изменением образа жизни

Рождение ребенка

30

47,6

Развод родителей

2

3,2

Собственный развод

1

1,6

Начало обучения (школа, училище, ун-т)

23

36,5

Начало (смена) профессиональной  деятельности

8

12,7

Начало самостоятельной жизни

6

9,5

Переезд

3

4,8

Профессиональные  достижения

7

11,1

Служба в армии

1

1,6

Ежедневные трудности

Отношения с противоположным полом

5

7,9

Более чем для трети респондентов (36,5%) стрессом послужило начало обучения, особенно профессионального, связанного с переездом, сменой места и образа жизни. Это событие, актуально переживаемое как трудное, как «беда, ужас», спустя несколько лет оценивается как причина изменений: «Я в 14 лет уехала из дома учиться. Был человек квартирная хозяйка, она со мной очень много разговаривала. Я стала полностью другая, более стойкая в жизненных неурядицах. С благодарностью ее вспоминаю» (жен., 29 лет). Как экстремальная трудность оцениваются респондентами  потери  близких,  тяжелые   болезни:

«Умерла мама. До этого я была маленькой. Пришлось повзрослеть, стать сильной» (жен.,  61 год).

Интересно, что целая группа ситуаций,   требующих   вложения   ментальных ресурсов, касается  профессиональной сферы: начала профессиональной деятельности, профессиональных достижений, смены работы: «Я перешла в другую больницу работать, после перерыва операционной сестрой. Ужасно трудно было, руки не слушались совершенно. Тогда я инструмент стала домой брать, тренировалась с закрытыми глазами… Ответственность за дело помогла, настойчивость… Я очень здесь работать хотела» (жен., 32 года).

При анализе ответов становится очевидно, что респонденты не просто приводят факты, но объясняют события, определяют их личностный смысл и субъективную ценность собственных ментальных ресурсов.  Принципиально  важно,  что в нарративах значительной части респондентов ресурсы появляются не сразу, они как бы постепенно проявляются из интерпретаций своего поведения в ситуации: испытуемые начинают рассказывать  о событиях жизненного пути, о том, что они «тогда» думали, какие поступки совершали, какими качествами или ресурсами обладали «тогда» и что в них открылось после   этого   события   или   со временем.

Это позволяет нам говорить об «неявности» знания субъекта о собственных ментальных ресурсах, которые «имплицитно присутствуют», «подразумеваются» субъектом при решении жизненных задач (Корнилова, 2011). Кроме того, на осно-  ве концептуализации опыта осознаются изменения  в  системе  ресурсов,  которые «появляются», «открываются», «создаются специально», потому что «жизнь учит».

Приведем фрагменты интервью:

«И положительные события, и отрицательные увеличивали, укрепляли мои ресурсы, сделали меня способным совершать поступки и отвечать за них» (муж., 25 лет). «Пока учишься в школе – идет приспособление за счет того, что у тебя есть. А затем идет выработка качеств, что-то в себе специально создаешь. Жизнь учит» (жен., 37 лет).

Интервью позволило зафиксировать некоторую ситуационную обусловленность выбора ментальных ресурсов: респонденты отмечали, что в зависимости от ситуации большую эффективность имеют те или другие ресурсы, хотя используются они в комплексе и значительная их часть востребована во многих ситуациях. Так, например, рождение ребенка, по мнению респондентов, требует мобилизации «ответственности, обучаемости (я ничего не умела, но всему легко научилась), способно- сти идти на компромисс» (жен., 24  года),

«терпения, зрелости, любви» (жен., 27  лет),

«собранности, выносливости, позитивного отношения к миру» (жен., 37 лет).

Эти результаты хорошо соотносятся с данными Е.С. Старченковой (2012) о «симптомокомплексе», объединяющем ресурсы проaктивного совлaдания: общительность как ключевой ресурс, эмоционaльная устойчивость, сaмоконтроль, нaстойчивость, организованность. Действительно, можно предположить наличие определенных комплексов ментальных ресурсов, действующих в повторяющихся ситуациях, которые создаются или складываются стихийно  в  процессе жизнедеятельности.

Данные комплексы могут характеризоваться разной степенью устойчивости: создаваться под конкретную задачу, обеспечивая гибкость реагирования в конкретной ситуации, либо быть результатом индивидуальных предпочтений.

О том, как удается мобилизовать ресурсы в конкретной ситуации, респонденты говорят так: «жизнь заставила», «пришлось», «появился опыт, он помогает», «со временем научилась лучше понимать себя и лучше управлять своими силами», «я не задумывался, они включаются в ситуации сами». На основе этих эмпирических фактов и теоретических данных можно говорить о двух стратегиях мобилизации ресурсов – непроизвольной (без предварительных усилий по осознанию ресурса) и произвольной и осознанной мобилизации как целенаправленной активации ресурса на основе концептуализации особенностей ситуации и выбора наиболее релевантных требованиям ситуации ментальных ресурсов.

Вторая серия исследования посвящена описанию феномена истощения ментальных ресурсов в ситуации хронического стресса. Особенностью данного исследования является попытка связать истощение ресурсов со снижением эффективности совладающего поведения, под которым понимается осознанное, целенаправленное поведение субъекта ориентированное на устранение стрессора или на изменение своего эмоционального состояния. Поэтому дополнительно использовался Опросник  способов  совладания   (ОСС)  Р. Лазаруса, С. Фолкман, адаптированный Т.Л. Крюковой, Е.В. Куфтяк, М.С. Замышляевой (2007). Обязательными условиями участия в группе были добровольность, наличие медицинского диагноза у ребенка и восприятие этой ситуации как тяжелого жизненного события.

Итак, первым результатом исследования было выделение наиболее стрессогенных факторов. Среди них родители называют неконтролируемость ситуации (81%), материальные трудности (78%), ухудшение отношений с супругом / супругой (63%), монотонность и однообразие (60%), отсутствие поддержки (71%), страх за будущее ребенка (28%), а также «неоправданные надежды» и «зря потраченные силы» родителей. В высказываниях чувствуется самообвинение и пессимистический настрой на будущее: «К такому повороту невозможно было подготовиться. Муж начал невыносимо раздражать и доводить меня, постоянные выяснения отношений “на ровном месте” уничтожали меня как личность. Я ненавидела всех и даже себя (пауза) просто очень обидно! Каждый день – как болото, у меня нет ни сил, ни желания что-то менять…Все равно уже ничего не вернуть назад. … Мне так плохо!» (жен., 32 года, разведена, воспитывает дочь с ДЦП 6 лет).

Вторым важным результатом было выявление и описание феноменологии истощения ресурсов. Так, наиболее выраженными эмоциональными проявлениями являются: сильная усталость (65,8%), постоянное психическое напряжение (57,9%), неудовлетворенность собой (57,9%), раздражительность (47,4%), отсутствие радости (39,5%), апатия, «разбитость», безразличие (по 36,8%). Приведем фрагмент из интервью: «Безразличие и апатия ко всему. Нахожусь в постоянном психическом напряжении. Это истощение у меня уже около четырех лет такое состояние норма жизни. Постоянно чувствую себя опустошенной, ничего не могу с этим поделать» (жен., 37 лет, замужем, имеет двух детей с ДЦП, не работает).

Из анализа интервью можно сделать заключение о том, что истощение ресурсов отражается на интеллектуальном функционировании. Респонденты отмечают вязкость мыслей, невозможность «ни о чем думать» (39,5%), невнимательность (21%) и невозможность сосредоточиться (21%), а также расстройство памяти (26,3%). Приведем фрагменты из интервью: «Я ничего не могу запомнить, все забываю. Ношу с собой листочек, на котором все записываю. Утром встаю – голова “тяжелая”, мысли путаются, не могу ни о чем думать. А вечером лягу, в голове страшное крутится: вот если бы еще часа два рожать, ребенок бы мертвый родился… Не мучился бы… и я тоже» (жен., 30 лет., имеет дочь с ДЦП и ЗПР 8 лет).

На поведенческом уровне зафиксированы следующие проявления: 39,5% кричат, укоряют близких и ребенка, 36,8% «постоянно», «по поводу и без» плачут, 21% употребляют алкоголь, курят, 10,5% демонстрируют агрессию (ударяют, толкают, замахиваются, стучат по голове) по отношению к больному ребенку.

Соматическое состояние также не является оптимальным: 36,8% страдают бессонницей или плохо, тревожно спят («все время ворочаюсь», «без конца просыпаюсь»,

«не могу уснуть, тяжелые мысли в голове вертятся»), 23,7% постоянно принимают лекарства, отмечают потерю аппетита (21%), снижение сексуального влечения (10,5%), а также постоянные боли, чаще всего головные и сердечные (18,4%).

Анализ бесед с родителями позволяет утверждать, что истощение ментальных ресурсов ведет к уменьшению контактов с окружающими, а это, в свою очередь, – к обостренному  переживанию одиночества:

«Мне уже никто не поможет, лучше быть одному», «Людям нет дела до моего горя, поговорят, успокоят, а толку? Я все равно остаюсь одна со своей проблемой» и т.д. Полученные из интервью данные также свидетельствует  о  снижении  самооценки («я во всем виновата», «я плохая мать, иногда мне его убить хочется»), ощущении зависимости от ухудшения отношений с окружающими, потере жизненных ориентиров («Не вижу смысла жизни, ради чего стараться? Все, что делала раньше, не приносит никаких результатов»).

В исследовании зафиксированы изменения в выборе стратегий совладающего поведения от момента постановки диагноза  к  настоящему  моменту.   Совладающее поведение на момент постановки диагноза изучалось нами ретроспективно, на основании самоотчетов. Итак, при столкновении с экстремальной ситуаци-  ей (постановка медицинского диагноза ребенку) родители использовали такие стратегии, как планирование решения проблемы (75%), самоконтроль (63,3%), поиск социльной поддержки (67,2%). В рейтинге стратегий совладания реже встречаются дистанцирование (46,6%), конфронтатив- ный копинг (55%) и положительная перео- ценка (54,7%). Несмотря на шок («хотела кричать во все горло о помощи», «ступор, шок и тело как будто каменное»), родители, узнав о диагнозе ребенка, чаще всего сосредоточивались на проблеме, пытались ее решать, обращались к специалистам, старались не показывать своих чувств чужим, обращались за помощью к родным, искали информацию о болезни ребенка, искали малейшую возможность хоть както воздействовать на ситуацию («откуда я мог знать, что делать, но все равно хватался за все возможности!»).

Однако по истечении нескольких лет стратегии совладания под воздействием хронического стресса меняются: родители значимо чаще начинают прибегать к таким стратегиям, как  избегание  (89,3%; Т = 70,5, р £ 0,014), дистанцирование (75,5%; Т = 65,5, р £ 0,013), реже обращаются к планированию решения проблемы (51%; Т = 185,5, р £ 0,033).

В принципе, наши результаты соотносятся с данными М.С. Голубевой (2007), изучавшей совладающее поведение родителей детей с тяжелыми нарушениями развития и доказавшей, что чем больше родители заняты поиском решений проблем с целью их полного разрешения, тем больше они подвержены эмоциональным расстройствам, депрессии и разочарованиям. Между тем другие исследования свидетельствуют о том, что не все родители детей с тяжелыми нарушениями воспринимают эту ситуацию как безысходную, не позволяющую радоваться жизни. В этом случае их ментальные ресурсы не истощаются (Т.Л. Крюкова, Е.В.  Куфтяк).

Таким образом, необходимо констатировать, что состояние истощения ментальных ресурсов провоцируется хроническим стрессом или чередой неблагоприятных событий в жизни, в результате чего негативные эмоции накапливаются, аккумулируются при отсутствии «разрядки», возможности их отреагирования. Важнейшую роль в возникновении состояния истощения родителей играет концептуализация ситуации, связанной с болезнью ребенка, как безысходной, трагической, изменяющей жизнь семьи, не позволяющей им радоваться жизни и быть счастливыми.

Не вызывает сомнений, что истощение ментальных ресурсов затрудняет адаптацию человека к меняющимся условиям его жизнедеятельности и лишает его способности к активному действию, что дает возможность рассматривать истощение как дезадаптивное состояние, проявляющееся на разных уровнях функционирования субъекта и имеющее характерную симптоматику.

 

ВЫВОДЫ

1. Ментальные ресурсы субъекта связываются нами с процессами концептуализации, в результате которых внутренние характеристики и объекты физической и социальной среды наделяются личностной значимостью и ценностью по отношению  к достижению позитивных для субъекта результатов, в частности совладанию с ситуациями вызовов.

2. Принципиально важное  значение для мобилизации ментальных ресурсов играет восприятие ситуации как трудной, требующей вложения сил. К таким ситуациям относятся экстремальные (потери близких, тяжелые заболевания), напряженные (рождение ребенка, смена места и образа жизни) и даже повседневные трудности  (профессиональные достижения).

3. К истощению ментальных ресурсов ведет концептуализация ситуации как непреодолимой, безысходной, неконтролируемой.

4. Истощение ментальных ресурсов протекает на соматическом, эмоциональном, когнитивном, поведенческом уровнях и ведет к снижению эффективности совладания с трудной ситуацией.
 

1.     Ананьев Б.Г. Человек как предмет познания. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1968. 339 с.

2.     Битюцкая Е.В. Когнитивное оценивание и стратегии совладания в трудных жизненных ситуациях: Автореф. дис. … канд. психол. наук. М., 2007. 30 с.

3.     Бодров В.А. Психологический стресс: развитие и преодоление. М.: ПЕР-СЭ, 2006. 525 с.

4.     Виноградова Л.А. Интеллектуальный контроль как фактор преодоления эмоционально-трудной ситуации // Психол. журн. 2004. Т. 12. № 5. С. 21–28.

5.     Голубева М.С. Совладающее поведение родителей, воспитывающих детей с тяжелыми сенсорными нарушениями: автореф. дис. … канд. психол. наук. Кострома, 2006. 22 с.

6.     Гришина Н.В. Психология социальных ситуаций // Вопр. психологии. 1997. № 1. С. 121– 131.

7.     Знаков В.В. Психология понимания: проблемы иперспективы. М.: ИП РАН, 2005. 448 с.

8.     Капрара Дж., Сервон Д. Психология личности. СПб,: Питер, 2003. 640 с.

9.     Корнилова Т.В. Самооценка в структуре интеллектуально-личностного  потенциала человека // Психол. журн. 2011. Т. 32. №2. С. 25–35.

10.  Крюкова Т.Л. Методы изучения совладающего поведения: три копинг-шкалы. Кострома: Авантитул, 2007. 61 с.

11.  Кургинян С.С. Вклад интрапсихических характеристик отношения личности к себе в ее психическую организацию // Эксперим. психол. 2013. №3. C. 83–97.

12.  Маралов В.Г. Основы самопознания и саморазвития. М.: ИЦ «Академия», 2002. 256 с.

13.  Ментальная репрезентация: динамика и структура / Андреева Е.А., Белопольский В.И., Блинникова И.В. и др. М.: ИП РАН, 1998. 320 с.

14.  Моросанова В.И. Саморегуляция и индивидуальность человека. М. : Наука, 2012. 519 с.

15.  Петрова Е.А. История семьи как межпоколенный ресурс совладающего поведения и средства его получения // Вестн. КГУ им. Н.А. Некрасова. Серия «Педагогика. Психология. Социальная работа. Ювенология. Социокинетика». 2008. Т.14. № 2. С. 201–209.

16.  Старченкова Е.С. Ресурсы проактивного совладающего поведения // Вестник Санкт-Петербургского университета. Сер. 12. Психология. Социология. Педагогика. 2012. Вып. 1. Март. С. 51–61.

17.  Хазова С.А. Ментальные ресурсы субъекта: феноменология и динамика. Кострома: КГУ им. Н.А. Некрасова, 2014. 390 с.

18.  Холодная М.А. Психология интеллекта: Парадоксы исследования, СПб.: Питер, 2002. 272 с.

19.  Холодная М.А. Психология понятийного мышления: От концептуальных структур к понятийным способностям. М.: ИП РАН, 2012. 288 с.

20.  Carlson N.R. Physiology of behavior. N.Y.: Allyn & Bacon, 2004.

21.  Folkman S. Coping as a mediator of emotion // J. Pers. and Soc. Psychol. 1988. N 54. Р. 466–475.

22.  Hobfoll S.E., Lilly R.S. Resource conservation as a strategy for community psychology // J. of Community Psychol. 1993. V. 21. N 2. Р. 128–148.

23.  Hobfoll S.E. et al. Resource loss, resource gain, and emotional outcomes among inner city women / Hobfoll S.E. Johnson R.J., Ennis N., Jackson А.Р.// J. Pers. and Soc. Psychol. 2003. N 84.  P. 632–643.

24.  Holahan C.J. et al. Resource loss, resource gain, and depressive symptoms: A 10-year model / Holahan C.J., Moos R.H., Holahan С.К., Cronkite

R.C. // J. Pers. and Soc. Psychol. 1999. V. 77. N 3. P. 620–629.

25.  Lasarus R.S., Folkman S. Stress, Appraisal and Coping. N.Y., 1984.

26.  Taylor Sh. et al. Early environments, emotions, responses to stress, and health / Taylor Sh., Lerner J., Lehman B., Seeman T. // J. of Personality. 2004. N 72. P. 1365–1393.

27.  Wong P.T. Effective management of life stress: The resource-congruence model // Stress Medicine. 1993. V. 9. N 3. P. 51–60.

 

Поступила 8. VI 2015 г.

 

Для ссылки:

Вопросы психологии. – 2015. № 5. С. 28 37.